Жизненный цикл. Не забыли о плохом и не сказали о хорошем… - Ник Дельвин

Я впервые в жизни дрожал от пяток ног до подушечек указательных пальцев, я до дрожжи в коленках боялся осознавать настолько тягостную близость смерти, физическую близость этой костлявой с косой к моему телу, которое с обрызганном кровью трупом разделяли лишь пара метров. И не подходя к ней ближе, не прикасаясь к ее бледной коже, даже не смотря в ее пустые глаза и в клокочущую кровь во рту, я все равно чувствовал мертвецкий холод, который медленно сковывал меня и замуровывал в свой прочный ледяной саркофаг, словно арктическую мумию. Несмотря на то, что в этой пустой комнате было трое людей, совершенно разных жизненных позиций и статуса, своих убеждений и мировоззрений, сформировавшихся или не совсем, своего цвета глаз и формы черепа, своего голоса, роста и телосложения, но я слышал в этой комнате только два тяжелых дыхания и чувствовал лишь два бьющихся в разнобой сердца: моего и отца. Проще сказать, сердце этой бедной девочки уже не билось, оно перестало гонять кровь по организму, наделять каждую клетку тела необходимой энергией и жизнью. Вот что было самым жутким и горестным в этой ситуации, это была полная тотальная потеря не только лишь красивого физического тела, которое уже начало приобретать женственные формы, а потеря личности, мыслящего человека, его желаний, стремлений и чувств, в общем, всего, что отличало его от крысы, бегающей средь узких улочек, или домашнего хомяка в колесе. И несмотря на то, что меня с этой девочкой ничего не связывало, ни единомыслия, ни симпатии, ни любви, ни дружеских чувств и ни родственных уз, я все равно ощутил всем телом, как в моем сердце порвалась одна невидимая нить, словно струна у мелодичной арфы. Идеально тонкая нить, которая удерживает нерушимую связь человека со всем человечеством, генетическую и инстинктивную привязанность к нашему роду, к нашей общей цели, к простым и банальным чувствам и умению ощущать нестерпимую боль других. И пускай большую часть своей жизни я был скверным эгоистичным человеком, пускай свет добродетели не так часто стучался в мое сердце, но я не был абсолютно безразличным существом, лишенным эмпатии, я был способен прочувствовать всю ее боль и ту обреченность в ее пустом взгляде, который навечно замер в одной точке. В этих самых эмоциях по моей щеке медленно покатилась слеза, застыв на несколько мгновений над краем губ, соленая, наполненная искренним пониманием, горечью и простым человеческим состраданием, которое было чуждо только тем, кто уже давно вырвал свое сердце из груди. Первый раз в своей жизни я ощутил нестерпимую боль, отравляющую мою душу, словно цианид калия, и разъедающую кислотой разум, словно уксус, первый раз я по-настоящему осознал, насколько мимолетна и коротка может оказаться человеческая жизнь, на которую может повлиять даже простой взмах крыльев бабочки на другом конце земного шара. Той самой одинокой бабочки, в которой разглядеть посланницу милосердного Бога смог даже маленький мальчик, стоящий посреди радужного поля и мечтающий исполнить свое желание с помощью маленькой жестяной коробочки. Той бабочки, которая унесла свое тело далеко за горизонт и погибла в ветрах бушующей от человеческого существования природы, бедной белянки, которая сломала тонкие крылья, почти достигнув облаков, которая ринулась вниз, словно умирающая птица, и разбилась от твердую землю, разлетевшись на мелкие песчинки. Той самой бабочки, жизнь которой была настолько же коротка, насколько коротка и горестно наивна была жизнь этой скромной милой девочки, наверняка, обожающей белые кружевные платья и теплые семейные праздники, чье счастье навсегда разбилось вдребезги, чьи надежды и мечты в миг рассыпались серым пеплом.

Конец ознакомительного фрагмента.